1923 год был переломным для московского строительства Налаженная эксплуатация и ремонт прекратили дальнейшие потери жилищного фонда; было восстановлено и достроено 17 домов, первые три дома выстроены вновь (в том числе существующие ныне дома на Динамовской улице, 9, и Фрунзенской набережной, 10). На новой площади за этот год расселено 2 тыс. человек. Со следующего года жилищное строительство стало устойчиво и планомерно расширяться (в 1924 г. построен и достроен 41 дом).
Между тем с прекращением гражданской войны и восстановлением экономики города начался бурный рост его населения. Нужда в жилье стала небывало острой. Темпы строительства динамично нарастали — в 1924 г. Москва получила 58 тыс. кв. м жилой площади, в 1930 г. уже 517 тыс. кв. м. Однако стремителен был и рост населения — только за 1925— 1931 гг. его численность возросла на 37%, и острота жилищной потребности сохранялась, требуя предельного повышения темпов строительства.
Трудовой энтузиазм рабочей Москвы, помноженный на преимущества социалистического строя, позволил за очень короткое время восстановить промышленность города. Уже в 1925 г она дала 93% валовой продукции, произведенной в 1913 г. Дело, однако, не ограничивалось восстановлением производственных мощностей. Москва «ситцевая» превращалась в Москву «металлическую», крупнейший центр тяжелой промышленности. Новая производственная база практически создавалась заново, заводы и фабрики, унаследованные от прошлого, подвергались полной реконструкции. Возникали новые промышленные гиганты — такие, как пущенный в 1932 г. «Шарикоподшипник» или автозавод на месте бывших мастерских АМО (современный ЗИЛ).
Архитектура должна была обеспечить условия для новых форм общественной жизни и культурного строительства. Решительно расширялась система высшего образования (до революции в Москве числилось 33 тыс. студентов, в 1931 г. их было уже 121 тыс.). Более чем в 10 раз увеличилось за это же время число учащихся техникумов — оно достигло 155 тыс. человек. Осуществлялось широкое строительство школ и детских учреждений. Необходимо было достойным образом удовлетворить и потребности в соответствующих зданиях развивавшейся системы управления молодого Советского государства.
Потребности Москвы в новых сооружениях были в период 1924—1932 гг. огромны и настоятельны. Их удовлетворение требовало даже при самых жестких ограничениях предельного напряжения экономических возможностей. Строительство испытывало острый недостаток даже в самых необходимых традиционных материалах — дереве, кирпиче. И уж совсем трудно было с цементом и металлом для эффективных железобетонных конструкций, не было высококачественного стекла, хороших отделочных материалов, красителей. Механизация строительных работ проходила начальную стадию развития. Не хватало и квалифицированных, умелых строителей.
Нужно в полной мере представить себе размах задач и характер трудностей, с которыми встретились московские архитекторы, когда период «бумажного проектирования» наконец закончился. Только энтузиазм, поддерживавший незатухающее творческое горение в работе, которую не мерили служебным регламентом, позволял достигать поставленных целей. Многие зодчие в этом напряженном труде встретили свой «звездный час», создавая вопреки всем препятствиям и ограничениям новое и небывалое, что вошло в число непреходящих ценностей мирового зодчества. Бы пи и срывы, вызывавшие дополнительные трудности, ошибки труднопоправимые — как любые ошибки в архитектуре. Осталось от этого периода и то, что кажется нам сегодня поспешно запроектированным, стереотипным да и осуществленным слишком скудными средствами. Однако все это вместе хранит память времени начальных поисков, когда прокладывались пути в неизведанное.
Напряженность работы, соединявшей экспериментальный поиск с решением неотложных практических задач, часто весьма прозаичных, получила отражение в творческих дискуссиях тех лет, с их непримиримостью и стремлением связать любую частную задачу с проблемами большими и всеобщими, профессиональное с социальным. Уточнение методов профессиональной деятельности связывалось с объединением сторонников определенных концепций и самоопределением творческих группировок. Для нас сегодня картина жестоких споров этих групп может казаться непонятной. Сегодня, через толщу лет, мы видим прежде всего то, что делало эти группы частью единого целого, несущего черты своего времени. Сходство для нас несравненно значительнее, чем то, что казалось некогда основой непримиримых противоречий (тем более что различия лежали главным образом в плоскости творческого метода и их не всегда отчетливо отражают те результаты творчества, которые мы оцениваем). Причиной полемики во многом было стремление каждой из групп самоутвердиться, довести до полной ясности и чистоты систему идей, которую она выдвигала.
В конце 1925 г. в Москве была создана творческая организация Объединение современных архитекторов (ОСА), поддерживавшая принципы архитектурного конструктивизма (председатель А. Веснин). Ведущим творческим коллективом конструктивистов были братья Веснины, М. Гинзбург выступал как теоретик и идейный лидер направления. К этой группе примкнули И. Голосов и П. Голосов. Входили в нее М. Барщ, А. Буров, И. Николаев, Г. Орлов, А. Фисен-ко и другие. Большое место в ее деятельности к концу 20-х годов занял И. Леонидов, ставший одним из ее творческих лидеров. Конструктивисты издавали журнал «Современная архитектура», который во второй половине 20-х годов был у нас единственным регулярно выходившим архитектурным журналом.
Как художественное направление конструктивизм возник в самом начале 20-х годов. Конструктивисты считали, что новое искусство должно стать не изображающим действительность, а создающим материальную среду для жизни и даже организующим самую жизнь. Произведениям искусства в традиционном понимании они противопоставляли полезные вещи.
В годы нэпа аскетическая целесообразность, которую требовали от формы вещей конструктивисты, мыслилась как атрибут пролетарской культуры, противостоящей потребительству нэпманов. Этот суровый аскетизм стал приобретать черты особого стиля, усвоенного конструктивистской архитектурой (проект Дворца труда Весниных, о котором упоминалось выше, может служить ее ранним примером).
Ранний конструктивизм обращал внимание прежде всего на конструктивную целесообразность новой архитектуры. Но группа ОСА предлагала уже программу метода функционального творчества, задача которого — «изобретательство новых типов архитектуры, долженствующих оформить и кристаллизовать социалистический быт» (М. Гинзбург). Интересно, что разработка новых типов сооружений осознавалась как задача изобретательская. При этом не техническая конструкция как таковая, а метод ее разработки предлагался в качестве образца. Основной целью архитектора была организация новой жизни; техника, конструкция служили средствами ее достижения. Целью объявлялось здание как социальный конденсатор эпохи; в нем видели средство жизнестроения. Поскольку для конструктивистов архитектура начиналась с разработки целесообразных форм организации самой жизни, здание мыслилось как оболочка для них. Замысел здания они призывали развертывать изнутри наружу (в этом конструктивисты фактически повторяли архитекторов стиля модерн, который они всецело отвергали).
Сторонники ОСА считали исходной позицией для архитектора организацию жизненных процессов, сторонники АСНОВА форму, отвечающую закономерностям зрительного восприятия. В конечном счете конструктивисты стремились достичь выразительности в пределах того, что определялось функциональным методом, а рационалисты достаточно серьезно относились к функциональной организации и конструкциям сооружений, что определяло близость конечных результатов работы. Однако в дискуссиях конструктивисты и рационалисты были непримиримы друг к другу. Соревнование между группами, развертывавшееся в ходе многочисленных кон курсов на проектирование крупных объектов, побуждало творческие поиски и даже способствовало ускорению развития архитектуры. Новаторские направления к концу 20-х годов завоевали ведущее положение в советском зодчестве, что было особенно ощутимо в Москве. Их методами стали пользоваться такие маститые мастера, как А. Щусев и В. Щуко. Мудро соединяя достижения традиционного зодчества и новаторских направлений, Щусев создал наиболее значительное сооружение советской архитектуры рассматриваемого периода — Мавзолей В. И. Ленина на Красной площади. Даже убежденный неоклассик И. Жолтовский использовал элементы нового при работе над проектами производственных построек.
Однако развитие социалистического общества выдвигало задачи, которые уже не укладывались в рамки методов конструктивизма и рационализма, успешно выступавших на ранней стадии реального строительства, когда разрабатывались новые типы зданий. Уже в годы первой пятилетки -возникает проблема строительства новых городов, широкой реконструкции старых центров, и прежде всего Москвы. К этой работе конструктивисты, чей метод проектирования «изнутри — наружу» был нацелен на здание, не были готовы. Их градостроительные интересы оказались поглощенными утопическими мечтаниями об уничтожении существующих городов как наследия преодоленного прошлого. Они увлекались теорией дезурбанизма — рассредоточенного расселения вдоль транспортных коммуникаций, теорией нежизненной и отвлекавшей силы от решения насущных градостроительных задач. Перестала увлекать и аскетическая суровость образных решений, которые предлагали архитекторы ОСА и АСНОВА. Она уже не отвечала менявшемуся духу времени, новым потребностям общества. Оставались неясны пути решения идейно-художественных проблем архитектуры, которым придавалось все большее значение и к которым все более требовательно обращалось массовое сознание.
Трудности тогда не сплотили, а, напротив, еще больше разъединили творческие группы архитекторов. Были созданы новые объединения — архитекто-ров-урбанистов (АРУ), организованное в 1928 г. Н. Ладовским и его последователями, вышедшими из АСНОВА, и Всероссийское объединение пролетарских архитекторов (ВОПРА), куда входили К Алабян, А. Власов, А. Михайлов, А. Мордвинов, В. Симбирцев и другие. Первое из этих объединений обратилось к проблемам социалистического города, второе развернуло резкую критику творческих позиций конструктивистов и рационалистов, обращая внимание на их техницизм, пренебрежение художественными задачами, ошибки в градостроительных концепциях Эта критика, во многом справедливая, получила неоправданно резкую, оскорбительную форму да и какими-то конкретными позитивными предложениями не подкреплялась — в практике членов ВОПРА присутствовали почти все те недостатки, которые они обличали в деятельности ОСА и АСНОВА.
Попытку примирить различные тенденции в единстве «пролетарской классики» сделал архитектор И. Фомин. В его концепции, сложившейся в достаточно целостную систему к концу 20-х годов, строгая дисциплина организации структуры здания, диктовавшаяся архитектурным ордером, соединялась с рационалистической эстетикой. Пропорции ордера видоизменялись в соответствии со свойствами и логикой построения железобетонной конструкции. Ордерные формы приводились к геометрической первооснове в соответствии с тем духом аскетической простоты, который в 20-е годы связывался с представлением о современной архитектуре. Однако суровая и монументальная, эта обновленная классика сковывала возможности архитектурных решений и не получила распространения в архитектурной практике Москвы.
К концу первой пятилетки архитекторы Москвы вплотную встали перед важнейшими задачами. Нужно было, во-первых, обеспечить научно разработанным генеральным планам широкое развертывание социалистической реконструкции Москвы; во-вторых, создать принципы ансамблевой застройки реконструируемого города на основе взаимодействия старого и нового; наконец, в-третьих, решить проблемы художественно-образного языка зодчества. Конкретным воплощением этой третьей задачи стал ряд конкурсов на проектирование Дворца Советов в Москве (1931—1933), который мыслился тогда не просто главным и самым большим зданием столицы, но и универсальным эталоном социалистического искусства архитектуры.
Все эти проблемы, по сути дела, были не локально московскими, но общими для всей советской архитектуры. Однако наиболее концентрированное выражение они получили в Москве, и столица должна была дать универсальные эталоны их решения. Для этого понадобилась перестройка архитектурно-проектного дела. Необходимо было преодолеть и раздробленность архитектурного фронта, разобщенность творческих группировок, кружковая замкнутость которых становилась очевидной помехой для профессиональной деятельности. В 1932 г архитекторов объединила общая творческая организация — Союз советских архитекторов (ныне Союз архитекторов СССР) с отделением в Москве Произошли и существенные изменения творческих поисков; они развернулись В годы, которым посвящена следующая глава книги.
Об этих явлениях в творческой жизни московских зодчих необходимо было рассказать, чтобы стала понятной сложность картины, которую являла собой архитектура Москвы 20-х — начала 30-х годов. Обратимся теперь к ее конкретным произведениям — сначала к крупным общественным зданиям, в которых особенно очевидно проявлялось развитие творческих направлений, затем к жилым комплексам и в заключение особо остановимся на Мавзолее В. И. Ленина и формировании ансамбля Красной площади.